Родительская цифровая медиация и гендерные роли в этом процессе

В последнее время цифровое посредничество родителей стало предметом серьёзного научного обсуждения. Этот термин описывает все взаимодействия родителей с детьми, связанные с использованием детьми средств массовой информации. Посредничество родителей в цифровых практиках своих детей принимает различные формы в зависимости от страны их проживания, их социально-экономического статуса и даже тип ценностей / убеждений и воображаемого, которые родители построили для себя. Они содержат представление о том, что такое «хорошее» цифровое использование, отражая набор норм и модальностей, которые родители либо навязывают, либо обсуждают в контексте своей образовательной практики. Эти взаимодействия следует понимать в различных социальных и моральных контекстах.

Во всех случаях и независимо от формы цифрового посредничества, применяемого родителями в отношении использования их детьми цифровых технологий, постоянно сообщается о трудностях, напряжённости, тревоге и амбивалентности. Некоторые исследования показывают, что многие родители устали бороться за то, чтобы дети и подростки соблюдали установленные правила использования цифровых технологий. Возникает множество проблем, между родительским долгом защиты и социальными ожиданиями, с которыми сталкиваются родители, влияя (часто ограничениями) на опыт своих детей. Сегодняшние ожидания, возлагаемые на родителей, особенно обременительны, поскольку они должны понимать, оценивать, направлять, контролировать и регулировать детсую деятельность в Интернете. Следовательно, принятые в обществе определения «хорошего воспитания» коррелируют со способностью родителей самим успешно проводить цифровую практику. Понятие родительского посредничества просмотра информации из цифровых источников упускает из виду два фундаментальных аспекта реальности современной семейной жизни. Во-первых, акцент на использовании различных современных устройств молодыми людьми делает невидимым собственное использование цифровых технологий родителями, изначально присутствующее в доме и семейных отношениях. При этом следует достаточно строго разграничивать уровень владения информационными ресурсами на работе и дома - к примеру, один из родителей, работая в бухгалтерии, пользуется ограниченно специализированным ПО, в рамках своих задач, а приходя домой полностью забывает о "цифровой гигиене" при просмотре стороннего контента (и всё это на глазах у детей). Кроме того, систематическое поведение обоих родителей скрывает гендерные роли в родительских парах, в которых отцы и матери не берут на себя одинаковые задачи и обязанности.

Родительское цифровое использование и то, что они генерируют в семейной динамике, редко исследуются, равно как и цифровое посредничество не согласовывается между родителями на основе их соответствующего использования медиа. Стоит отметить, что переговоры между родителями происходят в гендерном контексте, то есть там, где роли, обязанности и ответственность отцов и матерей различаются. Становясь матерями, женщины берут на себя повышенную рабочую нагрузку, включая, помимо прочего, задачи, связанные с контролем за детьми, которые повторяются и, зачастую, не приносят удовольствия. В этом контексте родительское цифровое посредничество нельзя понимать, как гендерно-нейтральное как между людьми, которые формируют родительскую заботу, беря на себя разные роли в воспитании.

У младенцев нет иного выбора, кроме как идентифицировать себя со своими родителями и принять любую социальную реальность, которую они готовы предложить. При первичной социализации не возникает проблемы идентификации. Нет выбора значимых других. Общество представляет кандидату на социализацию заранее определённый набор значимых других, которых он должен принять как таковых без возможности выбора другого расположения. Остаётся довольствоваться родителями, которыми судьба наградила при рождении. Способность ребёнка переопределять первичный мир, который он или она унаследовали, увеличивается по мере того, как он или она растёт и взаимодействует с другими референтами идентичности и социальными мирами. По мере того, как дети становятся подростками, эти первичные агенты частично «заменяются» другими моделями идентичности, такими как друзья или сверстники, которые действуют как агенты идентичности и посредники самопознания.

В начале подросткового возраста дети начинают подвергать сомнению родительские модели поведения. Другими словами, это тот момент, когда ребёнок начинает рефлексивно и даже критически относиться к тому, как его родители называют и придают смысл миру. Второй аспект, представляющий интерес в конструктивистском подходе к социализации, — это родительская и супружеская динамика, которые также являются результатом процесса социализации. Создание партнёрских, а затем и родительских отношений является мощным инструментом вторичной социализации в том смысле, что эти отношения подразумевают «реконструкцию мира», которая имеет место в ежедневных супружеских разговорах. В нашем современном обществе каждая семья представляет собой обособленный подмир со своим контролем и собственным замкнутым диалогом. Эти различия важны в поведении медиации цифровых практик детей внутри семей.

Как правило, на раннем этапе воспитания, именно матери отвечают за повседневное регулирование экранного времени (будь то телевизор или смартфон). Установление правил и ответственность за их соблюдение также входят в компетенцию материнских обязанностей, наряду с контролирующим действием. В это время именно женщина, в большинстве случаев, указывает, когда ребёнку надо выключить/отложить устройства, конфискует или прячет гаджеты, наказывает непослушного ребёнка, отбирая у него телефон. Воспринимаемое чрезмерное использование также очень заметно в дискурсе матерей. Термин «слишком много» выражается, как личная точка зрения и используется в первом лице единственного числа: «Для меня это слишком». Мать будет систематически брать на себя ответственность при описании правил, регулирующих использование детьми медиа, говоря от первого лица единственного числа, в то время как отец остаётся во второстепенной роли, большую часть времени занимая позицию пассивной поддержки.

Из этих нарративов и из того, как они представляются, становится очевидно, что матери берут на себя повседневную роль и ответственность по регулированию того, как их дети используют экранное время. Это часть их материнского долга. Большинство из них находят этот ежедневный труд утомительным, описывая его как «изнурительный», независимо от правил, введенных для регулирования цифровых практик их отпрысков. Умственная и физическая домашняя нагрузка, которую несут матери, тесно связана с другой: обязанностью беспокоиться о пагубном влиянии нежелательной/опасной информации на развитие их детей.

Тем не менее, отцы считаются наиболее активными пользователями цифровых технологий и часто подвергаются давлению со стороны женщины, наравне с детьми. Совсем не редкими становятся случаи, когда отцы становятся зависимыми игроманами, втягивая в это и своих детей. Дети быстро улавливают непоследовательность отцов в отношении посреднических усилий, которые в конечном итоге инициирует мать. Некоторые женщины используют социологические упрёки, как возможность конфронтации со своими мужьями. Это позволяет им поднять тему и попытаться решить то, что они считают семейной и супружеской проблемой, хотя и беззаботно, чтобы никто не потерял репутацию в глазах ребёнка. Женщины в семье воспринимают использование ширму ухода от реальности в цифровую среду, как угрозу сплочённости семьи, и именно они чувствуют необходимость защищаться от этой угрозы. Они яростно защищают идентичность, которая, если уж на то пошло, противоположна идентичности «компьютерно-зависимого», считая уход в виртуальность пустой тратой времени. При этом, женщины более глубоко привязаны к телевизору и с удовольствием смотрят его в кругу семьи. Акт совместного просмотра фильма или сериала рассматривается, как меньшая угроза семейной сплочённости, чем индивидуальное использование компьютерного устройства